– А может, она была лунатичкой? Ходила во сне? – спросил Флойд, уже приготовившись зачеркнуть написанное в блокноте. Дело-то стопроцентно дохлое. – Или она сильно расстроилась, или перила на балконе разболтались? Полиция говорила с владельцем дома?
– Да. Видите ли, домовладелец – я. И уверяю вас, перила на балконе в полном порядке.
«Чепуха, – подумал Флойд. – День, от силы два на расследование, и вывод будет тот же, что у полиции. Конечно, и такое дело – лучше, чем ничего, но из финансовой пропасти оно не вытащит».
Он положил авторучку и вытащил нож для резки бумаги. Вскрыл верхний конверт, и оттуда выпал ультиматум от владельца дома. Того дома, где жил Флойд.
– Месье Флойд, вы меня еще слушаете?
– Просто задумался. Мне кажется, версию несчастного случая трудно сбросить со счетов. А без явного свидетельства злого умысла вряд ли можно добавить что-то к официальному заключению.
– Месье Флойд, у меня именно что имеются свидетельства злого умысла. Конечно, лишенные воображения идиоты с Набережной не захотели даже посмотреть на них. От вас я ожидаю большего.
Флойд скатал требование заплатить за квартиру в комок и швырнул в корзину для бумаг.
– А вы можете рассказать про эти свидетельства?
– Да, при личной встрече. Предлагаю приехать ко мне. Сегодня же вечером. Надеюсь, вы не слишком заняты?
– Для вас найду время, – заверил Флойд.
Он записал адрес и телефон, договорился о времени. Потом спросил:
– Месье Бланшар, один момент. Я понимаю, что Набережную не слишком заинтересовала смерть этой женщины. Но почему вы позвонили именно мне?
– Хотите сказать, что я ошибся?
– Вовсе нет. Просто большинство клиентов обращаются ко мне по личной рекомендации. Мало таких, кто просто находит мое имя в телефонной книге.
Старик лукаво засмеялся – такой звук, будто поворошили кочергой угли в камине.
– Не сомневаюсь. В конце концов, вы же американец. Что за дурак захочет нанять американского детектива в Париже?
– Я француз, – возразил Флойд, разрезая второй конверт.
– Мы говорим не о паспортах. Месье Флойд, ваш французский безупречен – для иностранца. Но вы родились в Соединенных Штатах, разве нет?
– А вы немало знаете обо мне. Кто вам назвал мое имя?
– Единственный разумный полицейский из всех, с кем я общался по этому делу, – месье Мальо. Полагаю, вы знаете друг друга?
– Приходилось встречаться. Он вполне приличный человек. Но почему месье Мальо сам не взялся расследовать сомнительное самоубийство?
– Говорит, у него связаны руки. А когда я упомянул, что та девушка – американка, ему естественным образом вспомнилось ваше имя.
– А конкретно откуда она?
– Кажется, из Дакоты. Или Миннесоты. Во всяком случае, с севера.
– А я из Галвестона. И между нами абсолютно ничего общего.
– Тем не менее возьметесь ли вы за дело?
– Месье, мы же назначили встречу. Там и обсудим.
– Хорошо. Мне ожидать вас к назначенному сроку?
На конверте значилось, что письмо послали из Ниццы. Флойд тряхнул конвертом, на стол упал серый листок, сложенный вдвое. Флойд развернул его и увидел слова, написанные от руки водянистыми чернилами чуть темнее бумаги. Почерк он узнал мгновенно.
Грета.
– Месье Флойд?
Он выронил письмо, обжигавшее, как раскаленная фольга. Будто ток пустили сквозь пальцы. Вот уж чего-чего, а письмо от Греты он получить не ожидал. И не сразу опомнился, оглушенный вторжением прошлого в жизнь.
Что она хочет сказать?
– Месье Флойд? Вы еще на связи?
Он постучал по трубке.
– Месье, простите, вдруг пропала слышимость. В подвале полно крыс, и они постоянно точат зубы о телефонные провода.
– Понятно. Значит, приедете, как мы договорились?
– Да, приеду обязательно.
Облаченная в надежный скафандр, Верити Ожье обозревала подземелье, стоя в дюжине шагов от искалеченного аварией вездехода. Похожая на тарантула машина лежала на боку, две ноги сломаны, три бессмысленно воткнуты в низкий ледяной потолок. Вездеход так и останется здесь. Его даже на поверхность не вытащишь. Но кабина не разгерметизировалась. В ней по-прежнему сидела, сложив руки на коленях, практикантка Кассандра, посматривала вокруг высокомерно и отстраненно. Себастиан лежал метрах в пяти от вездехода. Скафандр был пробит, но мог поддерживать жизнь хозяина до прибытия спасателей.
– Держись! – приободрила мальчика Ожье по межскафандровой связи. – К нам уже идут, проламываются сквозь лед. Совсем скоро все окажемся дома, в безопасности.
Ответ пришел с треском помех, будто его передавали за миллион световых лет:
– Мисс, мне плохо.
– Что значит «плохо»?
– Голова болит.
– Просто не двигайся. Защита скафандра сама закупорит пробоины, если не будешь двигаться.
Ожье отошла – сверху полезли вездеходы Отдела древностей, раздирая лед гидравлическими когтями и зубами.
– Ожье, это ты? – прозвучало в шлеме.
– Конечно я. Почему вы так задержались? Думала, уже не приедете.
– Мы двигались со всей возможной скоростью! – заявил мужской голос.
Она узнала Манкузо из спаскоманды – уже имела с ним дело в прошлом.
– Мы не могли вас обнаружить на большой глубине. Сегодня взбесились облака, локаторы забиты помехами. А что вы делаете так далеко внизу?
– Я делаю свою работу, – хмуро ответила она.
– Мальчик ранен?
– Скафандр поврежден, – сказала Ожье, глядя на внутренний монитор визора, куда со скафандра Себастиана поступали диагностические данные. У правого локтя на схеме пульсировали красные огоньки. – Но с мальчиком ничего серьезного. Я попросила его полежать неподвижно, пока не прибудет помощь.